Приходит вечер, точно сторож запирает замок,
Он отключает бесполезный телефонный звонок,
Он поднимает зад из кресла
И идёт бродить окрест.

И он скользит по магазинам, подбирая трофей
Среди помятых апельсинов и уже несвежих фей,
Хотел бы выбирать промеж
Младых и свежих, только сам несвеж.

Он не крут, не богат, не велик и не знатен,
Он — занюханный клерк в торговой палате.

Восторги детства пролетели, он давно большой,
Пустые дни, пустые ночи, ничего за душой,
Во глубине укромных мест
Его сознанья назревает протест.

Он может так и не дозреть до применения мер,
А может, скажем, взяв ружьё наперевес, к Милен Фармер
Вломиться в офис и зазря
Потратить пулю на секретаря.

Он не бык, не маньяк, он не из фанатов.
Он пришёл отомстить фальшивке с плакатов.

Но если ничего святого не осталось, то где же просвет?
Не сотвори себе кумира, но к чему тогда стремиться?
Теряя разум душным вечером в Берлине ли, в Париже, в Москве,
Он её хочет... застрелить и следом застрелиться.

Но каждый вечер рефлексия загибает в дугу,
Он хочет вырваться на волю, выйти через не могу,
Да только выход из игры
Отмечен знаком кобуры.

День за днём, год за годом подшивка да сверка —
Это маленький ад одинокого клерка (3).